Приветствую Вас Гость
| Меню сайта |
| Категории раздела | |
|
| Мини-чат |
| Наш опрос |
| Статистика |
Онлайн всего: 1 Гостей: 1 Пользователей: 0 |
| Форма входа |
| Поиск |
| Календарь |
| Архив записей |
| Друзья сайта |
Главная » 2010 Июнь 26 » Ursula Klein
09:28 Ursula Klein | |
| Все эти вещества переходили друг в друга – и по контрасту с этим невозможно ре-синтезировать растительную ткань из аналитически выделенных компонентов.Styles of experimentation. 159-186 // Observation and experiment in the natural and social sciences. Eds. Maria Carla Galavotti. Springer, 2003. Всего страниц: 345 //провела анализ понятийной системы химиков начала 18 века// Как возникало представление об «экспериментальном анализе» чего-либо. Первый уровень концепта: растительные виды и их анатомия Химический анализ. Изучение компонентов. Это было продолжение ботанической анатомии химическими средствами. Анатомия как термин синонимично анализу в соотв. контекстах. Boerhaave 1741, 2: 78, 86, 89: экспериментальная история; аналитическая история; химическая история. Химики брали ботаническую таксономию для идентификации растений, подвергаемых химическому анализу, они идентифицировали полученные компоненты в естественоисторической моде, основываясь на их наблюдаемых свойствах включая т.н. химические свойства – и их естественное происхождение. Традиционная естественноисторическая цель анализа растения – оиличаются ли эти компоненты растений от минералов? Являются ли они свойствами жизни? В 18 веке большинство химиков искали ответ на этот вопрос. Различали органические и не-органические компоненты. В более общем и провокативном смысле: в экспериментальном анализе «лабораторного стиля» заключен «таксономический стиль» естественноисторического исследования. Это не связано со стилем гипотетического моделирования (по Hacking). Экспериментальный анализ «запущен» интересом к особенностям и разнообразию вещей – в большей степени, чем поиском первичных причин и редуктивной теории. //это лишь один из аспектов истории. Клейн рассказывает, как могло бы быть и как это было бы логично понимать и как это вполне могло бы реально происходить и даже частично и происходило. Но, кажется, реальность была много сложнее – имеющаяся веточка происхождения аналитической науки от наблюдающей таксономии – есть, но есть и «нелогичный» пусть по поводу редуктивной теории и первопричин.// Второй уровень концепта: «химический анализ», «химические компоненты», «чистота» Давнее стремление химиков к чистым субстанциям //Клейн не пишет об алхимии, а там корни этих игр//. Специальный смысл терминов композиция, компонент, анализ – для химиков. Еще более важные понятия химиков: химическое соединение, сродство, непосредственная составляющая, синтез, реакция, чистое вещество. Многие работы шли по линии достижения «чистых веществ», чистых субстанций. Основное направление работы – брать нечистые смеси и выделять из них чистые вещества – то есть неразложимые имеющимися средствами анализа. Это специфическая химическая цель экспериментальной работы. Существовало убеждение, что все виды химических трансформаций возможны перекомбинированием чистых веществ согласно их сродству. //Подобно тому, как сейчас существует вера, что нужен очень-очень мощный компьютер, с очень большими показателями – и в нем будет легко воспроизвести психическую деятельность (как – вопрос пролетает мимо, не схватывается), так у ранних химиков существовало представление об идеальном рабочем процессе: наличные субстанции разлагаются до чистых веществ. Те смешиваются в разных пропорциях, гомогенизируются – и получаются совсем другие, ценные вещества. – Занятно сформулировать такие цели-слепые пятна для разных наук. Например, для биологии конца 19 века это было: выстроим филогенетическое дерево живых существ и поймем жизнь. Сейчас: узнаем последовательность нуклеотидов в ДНК всех живых существ и поймем жизнь. Так физики в 19 веке – согласно Лапласу – верили, что им важно узнать координаты и скорости всех корпускул, и дело в шляпе// Подсказка о парацельсовской алхимии. Там концепты трансмутации, гомогенизации микстур, внутренней сущности, арканы и т.п. Это показывает, где находился концептуальный разрыв между этими ранними алхимическими представлениями и концептуальной сетью химических понятий, возникшей вокруг 1700 г. //Имеется в виду, что ятрохимики работали с иным понятийным аппаратом. В большей степени повязанном на использование веществ в живом теле, а не в лаборатории и разложении-очищении. Тут можно вспомнить парацельсово понятие 2внутреннего алхимика»// Эта концептуальная система была выстроена не в области химии, имевшей дело с растениями и животными, а в другой области, которая исследовала очищенные естественные и искусственно синтезированные соли, кислоты, спирты и металлы. За каждым названием стоит комплекс стабильных, воспроизводящихся операций по получению данного вещества и его использованию. Все эти вещества переходили друг в друга – и по контрасту с этим невозможно ре-синтезировать растительную ткань из аналитически выделенных компонентов. В 19 в. химики распространили применение понятий и ввели в химию чистых лабораторных веществ те составляющие, которые раньше использовались только в химии растений. То есть их цель отыскания чистых компонентов и их рекомбинации существовала раньше, чем эти вещества были привлечены для анализа. Понятийная системы была столь фундаментальной, что наделяла смыслом свои составные элементы, операции с химическими объектами. То, что входило как интеллектуальный элемент в «экспериментирование», стало полагаться существенным и существующим. Высвободился этот интеллектуальный фундамент химии только в ХХ веке с происхождением квантовой химии. Третий уровень концепта: химические принципы В 17-18 вв. химики часто интерпретировали вещества, извлеченные из растений и других естественных тел, как «элементы» или «принципы». «Элементы» или «принципы» понимались как натуральные, наблюдаемые тела, которые до операций химии (возгонки, высушивания, растворения и пр.) были скрыты. В аристотелевской и парацельсианской традиции насчитывалось 3-4-5 таких «принципов», фундаментальных онтологических сущностей. В конце 17 и первые два десятилетия 18 в. химические эксперименты все еще несли философскую цель выделения первопринципов. Эта философская цель утрачена после 1720. Не посредством публичного обсуждения, а просто – тихо вышла из моды. Философские цели играют все меньшую роль в экспериментальной работе. Химики могли верить в аристотелевские и парацельсовы идеи, но они видели, что химическое искусство не способно экстрагировать эти первопринципы. //Надо заметить, что Парацельс не призывал их экстрагировать – это уже очередная стадия искажения: аналитический метод применен неуместно, потерпел неудачу, но неудача считается относящейся не к неуместному применению, а к цели. Парацельс и Аристотель были рассчитаны на «умное» применение, но восприняты как руководство для «тупого» комплекса действий типа «трясти надо» -- И у Клайн не объяснено, почему именно в это время разочаровались, а до того всё пытались// Клайн считает, что отход от философии Аристотеля в университетах произошел в 18 веке //на деле – с 16го. Да и ранее// К середине 18 в. из химического анализа природных тел были сделаны выводы. Некоторые вещества не могли быть разложены лабораторными средствами, но не являлись простыми в философском смысле. Они были конституированы как истинные онтологически укорененные принципы. Эти субстанции были названы «элементы» или «принципы» заново, в более операциональном смысле. Химическая онтология стала менее философской и более операциональной. Этот более операциональный смысл был также метафизически нагружен. Это было не «операциональное» в смысле современной философии. Из природных тел выделяли простые субстанции и непосредственные принципы, и считалось, что они несут в себе качества, свойственные целому телу. //То есть интеллектуальная аналитика поведения целого на качества-функции считалась тождественной с материальной аналитикой разложения целого на элементы// Целое виделось как целое, полностью определяемое своими частями. Это – ключ механической философии, выразился в химической революции последней трети 18 века. Следствия были извлечены только в квантовой химии ХХ в. Отклонение метафизического анализа, который начался во второй половине 19 в., не распространялось на критический эксперимент. Создание новой сети концептов между химией ХХ века и физикой -трансформация широкого культурного и философского контекста, важная роль в экспериментировании. Плюрицентричный стиль экспериментирования В 18-19 вв. химия растений и животных работала на трех понятийных уровнях, которые приводили к различным практикам. 1) естественноисторический контекст коллектирования растительных видов и таксономии, упорядочивания. 2) химическая система понятий, сложенная из реакций лабораторной практики – разделение на чистые вещества. 3) понятия, вытекающие из фармацевтической и медицинской практики – изолирование и дальнейшее изучение компонентов растений для медицинских целей. Чистые химические компоненты зримы, ощутимы, пахнут - не философские, а материальные объекты. И они же являются невидимыми составными частями растений. С одной стороны, химическая аналитика изучала повседневно ощутимые вещества. Это материальные артефакты, выделенные из живых тканей. Клейн говорит о различии стиля экспериментирования в 19 в. и ставшем доминантным стиле в ХХ веке. Отличаются по не-экспериментальным параметрам. Химические элементы изолируются в экспериментальном анализе, образуя эпистемические единства с природными растениями и животными, с живыми существами, с экземплярами, из которых они экстрагированы. Они же также наделяются философским смыслом как первопринципы или непосредственные принципы естественных тел. С 17 в. по середину 19 многокомпонентный и многоуровневый объект исследования входил в культуру так, что был инкорпорирован в многие разные традиции и практики. Эксперимент был лишь одной из форм опыта в плюрицентричной культуре. Традиции ест.истории. фармацевтики, химического анализа и пр. – все были возможны, считались исследованием вещи. Лабораторный стиль и таксономический стиль были двумя сторонами одной монеты. После 1720 экспериментальный химический анализ был более не исследованием первопринципов, стал независим от глобальной философии. Важно для философии эксперимента – теперь с 18 в. анализ более не входит как компонент в теорию, - для утверждения некой формы как фундаментальной или для ее очистки. Клейн считает, что плюрицентричный стиль экспериментального анализа распространился теперь на анатомию, микроскопию и физиологию в конце 18-начале 19 вв. При этом экспериментирование определяется не только внутренними причинами, но широким контекстом. Например, научный объект экологии определяется не только экспериментами, но многими практиками и видами опыта. Многие эксперименты в экологии анализируют свойства таких плюридетерминированных объектов. //То есть более не заботятся о чистоте эксперимента в смысле вовлечения в него экспериментально-прозрачн>ых сущностей./ То же в исследованиях поведения животных – поле наблюдения играет важную роль в постановке эксперимента. Эксперимент – лишь один из путей эмпирического исследования. Еще – метеорология и исследование климата. Культуры экспериментирования В органической химии после 1830-х гг. изучение видов животных и растений стало маргинальным. Химики переопределили поле своей работы и занимались лабораторными реакциями и химическими процессами, возможностями синтеза органических компонентов. Но произошло важное изменение. Представление о плюральности и сложности самого объекта исследования осталось, но считается, что вся субстанция целиком – органическая, а ее выделенные компоненты и свойства – не сложные, а простые, уже не органические. Возникает представление о синтетических материалах – не существующих в природе. Это продукты реакций. В мире экспериментальных химиков: невидимые химические реакции создают органическую субстанцию. Нечто – «невидимые химические реакции» - трансформированы в вещь – реальный химический материал, к которому у химиков имеется собственный интерес. Это не показатель философской категории, не первоначало и т.п., а нужный для какой-то частной цели материал. В этом смысле каждая экспериментальная работа и реакция влечет за собой все увеличивающийся поток новых работ и реакций по исследованию того, что получилось в той реакции. Прежде работа имела естественное окончание: выделено чистое вещество. Теперь она не имеет окончания – исследовать можно бесконечно. Каждый синтетический материал исследуется в качестве нового экспериментального объекта, причем в обоих аспектах – изучение их видимых свойств и невидимых реакций. Из которых они происходят. Это приводит к двум более общим эпистемологическим проблемам современной экспериментальной культуры. Различие плюристилистического экспериментирования аналитики химии животных и растений – и лабораторной экспериментальной культуры тотального, всеобъемлющего стиля. В одном поле – продукция, индивидуация, определение и классификация. Выделяются молекулярные структуры, гены, рибосомы, - независимо от любых естественноисторических практик. Это невидимые научные объекты могут быть только промежуточным результатом, на пути к видимым и наблюдаемым эффектам, продуктам экспериментов //тут засада. Что наблюдаемо – решает кто? Так что многие своими глазами видят невидимое, и ничуть этому не удивляются// Для этих переходов от невидимого требуются специальные техники, инструментальные и социальные практики, обеспечивающие их существование. Эти объекты создаются экспериментаторами, эпистемически и в некоторой степени материально. Эксперимент в современной экспериментальной культуре не только отвечает на вопрос, что существует в мире и из чего состоит мир, как он структурирован, но также что возможно создать и как люди могут изменить мир. Этот эксперимент также создает научные объекты, которые материально продуцируются и индивидуируются. Эти объекты исходно не существовали нигде, кроме лаборатории. Итак, в эксперименте едва не в большей степени создаются объекты, чем исследуются существующие. Дальше речь о внедрении в мир природы и мир общества этих новых объектов – которым надо в этих мирах стабилизирвоаться и обрести границы с существующим. При индивидуации и стабилизации новых объектов возникают еще объекты, это процесс с открытым концом. Вся эта ситуация сильно отличается от доминирующего философского взгляда, что эксперимент является методом тестирования гипотез. //ах вот с чем она сражается// Замечание о социальных аспектах … Роль теории Очень велика. Интерпретация результатов и пр. Концептуальная рамка химии возникла вокруг 1700 г. и изменилась только в ХХ в. Только после 1820-х гг. связи между анализом и ресинтезом в неорганической химии были применены к органической химии. Для интерпретации органических химических реакций химики применяли берцелиевские химические формулы с 1820-х (Jacob Berzelius 779-1848) – предложил в 1813, исходя из его теории химических пропорций. Эта теория связана с дальтоновским атомизмом. Постулируются дискретные порции элементов в веществе, инвариантные. В отличие от Дальтона, не считал эти порции тождественными чему-то микроскопически видимому, механическим телам. Было две соперничающие традиции – об атомах как механических телах с одной стороны, и атомами из натурфилософской традиции. У Берцелиуса атомы были пропорциями весов, так что с ними было легко манипулировать. Эта теория относилась только к неорганической химии. При анализе органических веществ не подтверждалась стехиометрия. Химики тогда сомневались. Что можно распространить эту теорию на органическую химию. И применение – потом – этих формул к органике не было проверкой теории на ином материале. Химики действовали иначе – применяли берцелиевы формулы как предварительные для конструирования интерпретативных моделей реакций. Манипулировали формулами на бумаге. Стали конструировать модели в виде уравнений, равенств. Химики использовали берцелиевы формулы как если бы они были хорошо подготовлены для такого моделирования. Выяснилось, что берцелиевы формулы не работают, если не сделать новые формулы и новые интерпретативные рамки для реакций. Тогда химики перенесли внимание на инструменты, берцелиевы формулы, и приспособили их к количественному анализу. То есть химики работали – огрубляя ситуацию – не с веществами в пробирке, а с веществами на бумаге, и изменяли модели этих веществ, бумажных. Целью применения берцелиевых формул была не проверка теории порций. Скорее, целью было конструирование моделей. Химические формулы оказались превосходным инструментом. И тогда эти формулы стали играть большую теоретическую роль, к которой изначально не были предназначены. Клейн: общая теория должна использоваться для получения прагматических ценностей. Современные экспериментаторы не интересуются тестированием гипотез, разве что – собственных гипотез, а не сторонних. Обычно цели экспериментов более прагматичны. Клейн: теория есть бумажный инструмент для моделирования. Это подтверждается историей химических формул – концепция валентности и строения вещества работали вместе с химической прагматикой применения химических формул как бумажных моделей эксперимента. Репрезентация эксперимента Маркеры – таблицы, диаграммы, формулы и пр. Latour; Galison. | |
|
| |
| Всего комментариев: 0 | |